lord goth, текст мой ]
Это был сон, который Азраил видел уже много раз. Что было удивительней — его содержание или сам факт, что ангелу снятся сны..? Сны — это отражение переживаний и волнений сознания, показанные человеку как причудливые разноцветные представления... Словно голова его перед сном становится маленьким театром, в котором крошечные актеры выдумывают самые дикие представления, идеи настолько фееричные, что не могут прийти к человеку бодрствующему.
Но какие тревоги могут быть у ангела? У идеального создания с безупречным умом? У хладнокровного проводника душ в мир иной, Азраила? Он слишком часто сопровождал заблудших на лучший свет, чтобы видеть сны радостные и легкие; слишком часто терял их след, чтобы погружаться в сон глубокий и отчаянный. Он никогда не был влюблен, чтобы видеть во сне смущающие фантазии. Никогда не был разъярен, чтобы представлять во сне лицо обидчика и мстить ему...
Хотя как бы он это не отрицал, в глубине души он страдал. И страдания эти превращались в самый жуткий кошмар за все тысячелетия его существования...
В этом кошмаре перед Азраилом расстилалась абсолютная тьма. Она не имела ощущения, цвета, запаха, звука или вкуса; она имела лишь... Вес. Она давила на Азраила своей неимоверной тяжестью, топила его... Азраил не мог понять, чем являлась эта тьма. Была ли это беспросветная ночь, в которой теряются усталые путники? Черный океан, утягивающий его на дно? Бездна, в которую ангелы свергли демонов? А может, это была темнота, вытянутая из глубин его собственной души..?
И в этом кошмаре, каждый раз, когда Азраил закрывал глаза и опускался в него, он слышал голос. Совсем еще детский, жалобный плач мальчика; настолько тонкий, что можно было спутать его с девичьим. Он исходил из глубин тьмы.
— Помогите! Я не могу выплыть! Я тону!
Каждый его вскрик отдавался внутри Азраила, как удары камней о воду. Тяжело и громко, расползаясь волнами по его существу. Эти крики заставляли его кидаться вперед, в неизвестность, сломя голову...
Он протягивал руку вперед и натыкался на нечто омерзительное. Мокрое и холодное, оно стекало по его пальцам, окрашивая белоснежную кожу в грязный черный. Перебарывая отвращение, он проталкивался вперед, засовывая руку глубже и дальше, скользя по узким стенкам черноты. Его костюм перепачкался в смердящей кровью и мясом слизи, но он продолжал двигаться вперед. Лишь бы дотянуться. Лишь бы спасти!
Когда он засунул руку практически по плечо, он наконец почувствовал, как крошечная, мертвецки холодная рука сжимает его собственную. Он сделал рывок, потянув мальчика за собой; стенки черноты зашевелились, словно недовольные его поступком. Они сжимались, волновались и дрожали, будто внутренности огромного питона, из которого вытягивают свежесъеденную добычу; и чем ближе был выход, тем больше тьма сопротивлялась. Но и тем крепче становилась хватка Азраила.
Спустя минуты ожесточенной борьбы, из темноты показалась бледная ладонь ребенка, сжимающая испачканную руку Азраила; затем его локоть, плечо, макушка и наконец вся голова. Мальчик был очаровательный, хоть и лицо его было грустно; нахмуренные темные бровки, припухшие веснушчатые щеки. Азраил планировал вновь зажечь на его устах улыбку — сделать бы одно последнее усилие и вытащить его окончательно..!
Не успел Азраил возрадоваться чудесному спасению, как тьма вокруг головы мальчика расширялась, будто издеваясь, делая вид, что отпускает его; даже подталкивала вперед, выдавливая его по плечи...
И впивалась в шею мальчика острыми звериными клыками, разрывая его на куски. Раздавался истошный крик — то ли мальчика, то ли самого Азраила — и именно в этот момент, из года в год, на протяжении многих веков Азраил понимал, чем именно являлась эта чернота.
Это было чудовище, монстр, дьявольское отродье, пожирающее невинные души... И Азраил пытался вытащить мальчика из его глотки. Это была ужасающая пустота, заполняющая себя несчастными мертвецами, и питающаяся ими! Это был Ад! Нет, это было нечто хуже!
Оно каждый раз повергало Азраила в отчаяние, и заставляло слезы литься по его щекам, когда он просыпался. Слезы стекали по подбородку, капали на чистую ночнушку, на которой не было ни следа кошмарной слизи. Снаружи он был чист, но внутри чувствовал свой отвратительный грех, непростительную ошибку, которая пожирала его.
— О, Боже! — взмаливался он, не успев унять слезы. — Прости меня за то, что я упустил его душу!
Но больше не было Бога на небесах; и Азраил, рыдая, возносил новую молитву:
— Прости, что я не смог тебя спасти..! Прости меня, Авель..!
{#oc #originalcharacter}